Фик

[Читатель Комиксов]

Очень внезапно, я тут фик по Джейсону Тодду и Дику Грейсону. Да-да, фик по DC. Я сам несколько удивлён.
Текст не вычитывал, поэтому в нём полны-полно ошибок должно быть. Но мне всё равно, я доволен собою.

Конечно же он ощущал злость. Злость — почти единственное ощущение, которое он ощущал. Всегда. Постоянно и беспрерывно. С момента... с того момента. С момента, который все остальные называли воскрешением.
Сам Джейсон отказывался принять это слово. И это событие. Какое к чёрту воскрешение? Чему вообще можно верить в этом мире, если нельзя верить смерти? Джейсон предпочитал думать о себе, как о неком субъекте, которому когда-то подменили воспоминания.
Да, он помнит, как когда-то дрался с уличными мальчишками, курил краденные сигареты на готэмской свалке, шпионил за второсортными бандитами-гангстерами, стараясь перенять их манеры и повадки. Да, он помнит, как когда-то прыгал по крышам вместе со своим наставником, выбивая дурь из бандитов-гангстеров, чьи манеры и повадки, оставляли желать лучшего и не внушали былого восторга. Он многое помнит. Только что общего у этих воспоминаний с его личностью? Ничего. Это чьи-то чужие воспоминания, которые почему-то продолжают руководить его действиями, его поступками, его судьбою.
Он не Джейсонн Тодд, он просто носит это имя, потому что другого имени у него нет. Джейсон Тодд — просто очередное прозвище, как Робин или Красный Колпак. Джейсон Тодд — глупый наглый фанатичный мертвец, очарованный образом придурка в карнавальном костюме. Ему же... ему не свойственна фанатичность, он не привык очаровываться, он не совершает необдуманных поступков, даже импульсивные действия всегда с расчётом, и он живой, дышит, он не умирал. Признать, что он не умирал было сложнее, чем признать, что он не воскресал. Воспоминания о смерти были самыми реальными. Единственной настоящей частью прошлой жизни.
Конечно же он ощущал злость. Злость всегда была внутри него. Злость наполняла его мысли, планы, намерения и даже воспоминания. Всё вокруг подпитывало его злость. Вот и ещё одно отличие. Старый Джейсон Тодд считал свою озлобленность — недостатком. Он пытался укротить её, избавиться от неё, он так цеплялся за другие ощущения, эмоции. Ему так хотелось ощущать радость, и может быть даже счастье. Старый Джейсон Тодд постоянно тянулся к свету, почему-то считая светом воплощение ночи, Брюса Уэйна. Теперь же злость окутывала его, баюкала его. Теперь ему не нужно было никакое другое счастье, кроме как счастье злости, счастье ненависти, счастье презрения. Ощущать злость — всё равно, что жить, ощущать внутри себя жизнь. Жизнь — это злость, это ненависть. А ему так хотелось жить...
Вот уже которые сутки подряд он лежал, накрывшись брезентом на крыше, наблюдая в бинокль за деятельностью банды Джокера. Джокер обосновался на заброшенном хлебобулочном заводе и, казалось, тоже ждал каких-то событий. Он не покидал завод, даже не выходил на улицу, но постоянно принимал всякое отребье, приходившее к нему с подаянием. Карманники, мошенники и сутенёры всего района несли к нему свои денежки, почти всегда выходя от него живыми. Никаких грандиозных терактов, никаких громких убийств, никаких мелких пакостей. Джокер принимал их деньги, отпуская их обратно на улицы, кажется, не выдавая им каких-то особенных поручений. Король безумия и преступности залёг на дно, чтобы стать королём хлебобулочного завода.
Джейсону было всё равно, что двигало действиями Джокера. То есть он мог бы, просто ради собственной безопастности, схватить кого-то из его подопечных, скрутить и расспросить. И возможно отрезать ему язык и руки, дабы Джокер ни о чём не проведал.... Но возиться с таким отребьем... Это было бы так похоже на прошлую жизнь Джейсона. А Джейсон старался не совершать действия, которые мог бы совершить тот другой, былой он. Для этого этого отребья найдутся другие люди: Брюс Уэйн, Дик Грейсон и прочие малиновки. Они только с этим отребьем и могут справляться. Они справляются только с теми, кого можно запугать. Джокера же нельзя запугать. Его можно только рассмешить.
Рассмешить и убить.
Несколько дней наблюдений, и у Джейсона появилось ощущение, что он ориентируется в ситуации. Никах скрытых ловушек, никаких неожиданных опасностей, никаких заложников. Ничто не пойдёт не так.
Он надел свою маску, маску мести и ненависти, выбрался из под брезента и, скрываясь в ночной тени, стал пробираться к логову Джокера. Он прислушивался к всё возрастающему гневу внутри себя и улыбался своему гневу.
Когда-то Брюс Уэйна показал старому Джейсону дурацкий боевик про Джеймса Бонда. После этого фильма Джейсон долгое время мечтал в тайне о пистолете с глушителем. О скрытом уничтожающем оружие. Сейчас Джейсон знал, что то, как глушители используются в фильмах — художественное преувелечение. Выстрел всё равно звучит на всю округу. А значит, звуки выстрелов всё равно привлекут ненужное внимание. Значит, он не может прямо сейчас, сразу же разделаться с мешающимися шестёрками сумасшедшего злодея. Не может нажатием круга убить их, избавив их от лишних страданий, а мир от лишних них. Вместо пистолета Джейсон использует бэтаранги. Какое-то время назад Брюс Уэйн в своём ночном костюме пытался поймать для чего-то его, Джейсона, возможно, даже пытался поговорить. Он тогда использовал множество бэтарангов, но Джейсон всё равно скрылся, чтобы после вернуться за оставленным оружием. И вот сейчас он метким движением запускает их в охранников склада, в их шеи. Охранники падают на асфальт, истекают кровью, хрипят, но не достаточно громко, чтобы привлечь к себе внимание.
По тросу Джейсон взбежал на крышу здания Джокера. Он уставил в нескольких местах на крыше взрывчатку. Какой-нибудь Дик Грейсон вряд ли бы поступил так из уважение к городской собственности. Но Дик Грейсон и охранников не стал бы убивать. Джейсон же считал что, если за городской собственностью никто не следит, если на территории этой собственности процветает преступная монополия, то это место нужно разнести, уничтожить, будь она трижды городской собственностью или даже исторической достопримечательностью.
Спрыгнув, с крыши он нажал на кнопку детонатора, после чего, подождав какое-то время после раздавшихся взрывов, вошёл в здание. И почти сразу же услышал звуки больного ненормального смеха по громкой связи:
— Ахаха, а я уже устал ждать! Всё думал, когда же он появится! Я так тебя ждал, сладенький! У меня для тебя целый пирог испечён! С капустой! Ахахах! Найди же меня, моя мышка! Найди меня по крикам!
Смех продолжался, но к нему присоединились чьи-то истошные прерывистые стоны, звуки ударов, хруст и какой-то звон, будто бы разбитой посуды.
Джейсон прислушался к себе. Он поймал себя на ощущении, что ожидал, что эти звуки вызовут в нём панику, ужас, боль, но вместо этого уловил лишь возросшие гнев, отвращение и, главное, решимость. Он бросился вперёд по коридорам к тому месту, где по его расчётам должен был находиться Джокер, по пути резкими движениями вырубая попадавшихся отморозков в клоунских масках. Отморозки выглядели запуганными, неуверенными, неопытными. Их даже не хотелось убивать, хотелось вселить в них ужас, ощущение, что есть что-то более страшное, более разрушительное, чем Джокер: его, Джейсона, гнев.
— Долго же ты меня искал, дорагуша, — продолжал смеяться голос Джокера, — Продела старую добрую детективную работу. Наблюдал, искал! Ты так редко в последнее время этим занимаешься! Сплошной мордобой и никакого изящество! Совсем загрубел, очерствел! А раньше цветочки присылал, подарочки!
Джейсон ворвался в помещение, где на возвышении сидел на огромном, высотою в стену, троне Джокер. У подножия трона лежало месиво из тел. Ещё несколько живых тел были подвешены за руки и ноги в воздухе на натянутых телах. Джейсон с удивлением почувствовал на своём лице гримасу отращения.
— Что??? — возмутился со всех сторон голос Джокера, — Ты не дорагуша! Ты мелкая сошка, испортившая мне веселье!
Джейсон выхватил пистолет, собравшись выстрелить, уничтожить клоуна. В этот момент пол под ним разрушился, кто-то схватил его за ноги, куда-то швырнул:
— СОЛОМОН ГРАНДИ В ПОНЕДЕЛЬНИК РОДИЛСЯ!!! — ревел противный неразборчиво-невнятный голос, а из динамиков голосу вторило продолжение мерзким смехом:
— Во вторник крестился, с среду женился, в четверг занемог, в пятницу слёг, в субботу скончался, в воскресенье отпели...
И каждая строчка считалочки сопровождалась ударом могучих рук несокрушимого зомби. Джейсон ощущал в этих ударах какую-то панику и одновременно злость, но это не помогало ему парировать удары Соломона. Всё же Соломон порою не уступал в силе самому чёртовому Супермену.
Джейсон не привык учитывать, что в их мире существуют такие существа, как Соломон Гранди и Супермен, существа, наделённые непреодолимыми невозможными силами. Существа, уничтожающие само существо привычного мироздания. Он привык воспринимать их, как ошибку в работе своего мозга, как свою фантазию о чём-то невозможном, как мечту, как что-то нереальное. Но удары Соломона были реальны, Джейсон ничего не мог с ними сделать. Соломон швырял его тело по пространству помещения и ревел:
— Никто не будет обижать моего друга Джея! Джей защищать меня! Джей заботиться обо мне!
— Так-так и кто же скрывается под этой славной маской? — голос Джокера звучал где-то совсем рядом, — Как интересно! Знакомое личико! Я собирался подарить мышке пирог с капустой, но пирог с малиновкой тоже сойдёт... Харли? Ты ведь всё засняла?

Казалось, прошла всего пара минут. Казалось, он ещё не успел заснуть. Но за окном уже было светло, и со всех сторон доносился шум дневного города. И телефон. Найтвинг приподнялся со своего матраса, пытаясь понять, откуда исходит тревожный сигнал. Телефон лежал в его поясе где-то рядом с матрасом. Найтвинг с минуту непонимающе смотрел на пояс, не до конца осознавая, что он должен сделать.
Это было первое утро за неделю, когда Найтвинг смог позволить себе сон. После отъезда Бэтмена из города он старался намного больше времени уделять патрулированию, отлавливать преступников, стараться заранее разгадать планы злодеев.
Преступники боялись Бэтмена, а его, Найтвинга, не боялись. Поэтому сейчас целью Найтвинга было не дать им возможность заметить отсутствие Бэтмена. Селина и Барбара по-своему помогали ему в этом, но он всё равно не решался позволить себе передышку. Готэм — безумный город, в нём нельзя расслабляться, нельзя давать слабину. Минута отдыха и какой-нибудь неприметный псих соберёт команду таких же неприметных психов с огнестрельным оружием, ворвётся в Аркхем, перестреляет персонал и выпустит настоящих безумцев на свободу. Минута отдыха и очередной мальчик окажется сиротой, очередная любящая жена — вдовой. Минута промедления и десятки новых могил на центральном Готэмском кладбище. Минута промедления — и у города больше нету надежды. Преступники перестанут бояться Бэтмена, зато весь город будет бояться их. Люди будут бояться выходить из своих квартир, бояться устраиваться на работу, бояться отпускать детей в школы. Люди будут мечтать уехать из Готэма куда-то в другое место, в другой город, а, быть может, и в другую страну. Минута промедления, которую Найтвинг не мог себе позволить в отсутствии Бэтмена.
Бэтмен перед своим длительным отъездом встретился с ним, чего не было уже давно, сказал, что оставляет город под его опеку. И хотя Найтвингу уже давно не было дело до того, что Бэтмен думает о его супергеройской деятельности, хотя Найтвинг не ждал от Бэтмена признания или благодарности, хотя он давно перестал считаться с его осуждением и критикой, он ощущал свою ответственность перед Бэтменом и перед Готэмом.
Звонил Альфред:
— Мастер Дик, — его голос звучал тревожно и с болью, — Я думаю, вам нужно это видеть. Мастеру Брюсу пришла видеозапись с мастером Джейсоном. Я буду ждать вас в пещере.
Найтвинг мгновенно проснулся, вскочил со своего матраса. На мгновение он поддался порыву, стал винить себя за эти несколько часов передышки, несколько часов сна, но быстро себя одёрнул. Он не может быть везде. Ему необходим отдых. И плевать, что скажет Бэтмен, когда вернётся. "Ты не справился, я знал, что не тебя нельзя рассчитывать". Найтвинг уже давно привык к этой бессмысленной критике. Он, в любом случае, не ждал ничего другого.
В течении минуты Найтвинг выбирал, что ему делать: сменить супергеройский костюм на костюм повседневный, чтобы добраться до поместья Уэйнов на своём обычном мотоцикле, или же добираться по крышам, не переодеваясь. Он решил, что лучше всё же ехать на байке. В бэт-пещере найдётся какой-нибудь костюм ему впору.
Видеозапись, присланная Бэтмену была снята, очевидно, Джокером. На ней Соломон Гранди, а после какие-то неизвестные люди в масках избивали Красного Колпака, Джейсона. А на фоне раздавался знакомый омерзительных смех и елейный голос:
— Бэтмен, дорогой, спасибо за такой славный подарочек мне на день рождения. Сижу я здесь, праздную, в компании друзей, а тут такая славная поздравительная открытка! И мне стало таааак больно, так грустно! Как я мог своего лучшего друга, почти своего брата, на свою маленькую вечериночку не пригласить! Приглашаю, приходи! Мы будем ждать тебя, Бэтси!
Найтвинг тяжело вздохнул. Он всегда ощущал свою личную ответственность за Джейсона. Он всегда ощущал, что если бы когда-то давно не ослушался Бэтмена, не отказался бы быть Робиным, может быть судьба мальчика сложилась иначе. Может быть, если бы он мог быть рядом, он смог бы вовремя придти на помощь, может быть, жизнь Джейсона не оборвалась бы так рано. Может быть, даже его характер был бы иным. Найтвинг знал, сколь тяжело было находиться постоянно рядом с Бэтменом, какое негативное мрачное влияние оказывало его присутствие на внутренние ощущения. Рядом с Бэтменом было невозможно ощущать радость и счастье, только постоянное напряжение, усталость и злость. Джейсону был необходим рядом кто-то, кто помог бы ему расслабляться, отдыхать. Кто-то с кем он мог улыбаться и смеяться. Найтвинг часто думал, что он мог бы стать для мальчика такой отдушиной, но его не было рядом.
Но всё это было давно. И вот теперь у него появился шанс помочь Джейсону, Красному Колпаку, как он себя сейчас называл. Ситуация была так похожа на ту, прошлую. Найтвинг ощущал, что что-то можно наконец исправить. И очень боялся, что он не сможет. Что он придёт слишком поздно, как когда-то давно слишком поздно пришёл Брюс, Бэтмен.
— Мне кажется, что я узнаю в этом здании исторический хлебобулочный завод Готэма, — после пятого или шестого прокручивания видеозаписи сказал Альфред, — Завод перестал работать после того, как Мастер Брюс попытался остановить Киллер Крока на его территории. Оказалось, что Киллер Крок действовал не в одиночку, с ним ещё были Глинноликий и...
— Я помню эту историю, — перебил Найтвинг. Он поразился внимательности Альфреда. В самом деле, архитектура помещений напоминала завод, на котором он сам когда-то сражался против Дэдшота.
Звонок Барбаре. Звонок Селине. Звонок Охотнице. И главное, хотя с некоторым сомнением, звонок Джиму Гордону.
Найтвинг не был готов рисковать жизнью человека из-за глупой гордости, из-за надменности, из-за уверенности, что другие люди всё только испортят. Джокер, очевидно, приготовил ловушку, у Джовера, очевидно есть какой-то хитроумный план. Нельзя недооценивать Джокера.

Джейсон помнил себя в цепях и крови, в каком-то тёмном помещении без окон. Помнил Джокера, периодически появлявшегося в сиянии проёма дверей. Джокер игрался с монтировкой и шептал:
— Моя подружка решила тебя проведать.
Джейсон помнил злость, ненависть, боль... И внезапный страх. Образы прошлой фальшивой жизни наполняли его сознание. Ему сейчас не шестнадцать, он не маленький беззащитный мальчик, но жить хотелось. И не хотелось вновь ощущать боль. Бесконечную долгую многолетнюю боль небытия. Страх был таким реальным, таким настоящим, что Джейсон был готов поверить в себя, принять свою прошлую жизнь и своё имя. Он готов был стать Джейсоном Тоддом. Он становился Джейсоном Тоддом, скрючившись в лужах крови (возможно своей, но скорее чей-то ещё), готовый зарыдать, заплакать. Парализованный страхом.
Джейсон помнил страх. И помнил отчаянную ярость, выведшую его из этого состояния. Джейсон ненавидел Джокера, ненавидел Бэтмена, ненавидел Готэм, ненавидел Америку, ненавидел Землю, ненавидел мир. Ненавидел себя, свою жизнь, своё желание жить. Ненавидел свою готовность принять себя, своё настоящее имя, своё прошлое. Ненавидел свою ненависть. Ненавидел эти чёртовы цепи, этот расквашенный нос, эти лужи липкой крови, эту проклятую темноту. Он пытался вырваться из цепей, вырвать их из стены, он орал, заглушая поток мыслей и ощущений. Он кричал, и вмесет с ним кричали откуда-то другие люди. Кричали из-за стен, а возможно из его головы. И иногда кричал Джокер. Счастливые безумные крики.
Джейсон бы задушил его этими цепями, бил бы по его лицу, пока от лица не осталось бы такое же кровавое липкое месиво, Джейсон бы превратил Джокера в темноту, в небытие.
Джейсон помнил своё безумие, бредовые видения, миражи кровавого возмездия.
Он помнил, как его волокли куда-то по коридору, помнил, как Джокер хвастался, что Бэтмен наконец-то явился, пришёл забрать своего птенчика. Помнил обрывки его злобы:
— Ещё один Робин? А сам он решил не являться? Неужели, непонятно! Мне нужен Бетси! Его жалкая ничтожная семья мне не нужна!!! Убейте его кто-нибудь! Хотя нет, пусть попрыгает, а я полюбуюсь его попкой. Симпатичная! Может заставить их трахаться друг с другом, пока папочка за ними не придёт и не надерёт им уши? Хороша идея, да мои птенчики?
Джейсон помнил бледное вонючие лицо безумного клоуна совсем рядом. Помнил, как перестал ощущать цепи, помнил шум боя, выстрелы и взрывы. Помнил, как откуда-то совсем рядом на полу увидел пистолет, как прицелился из него в кого-то так похожего на Джокера.
Помнил раздавшийся крик:
— Джейсон, нет!
И пистолета больше не было в его руке.
Завода тоже больше не было. Не было шума, выстрелов, криков, взрывов. Не было тьмы и света. Не было страха, ненависти, злости, ярости. Ничего не было.
Был тусклый потолок, голые стены, жёсткий матрас под спиной и что-то, что он когда-то называл болью.
Джейсон лежал голый на матрасе, под одеялом. Его тело было перевязано бинтами, раны были обработаны. Рядом на полу сидел Дик Грейсон. Сидел и смотрел на него. Каким-то странным взглядом. Остранённо-холодным, независимым, но вроде бы вместе с этим и до противного нежным.
Джейсон предпочёл бы, чтобы рядом был кто-то другой. Кто-то кого он не так хорошо знал, кто-то чужой. Тим Дрейк, Барбара Гордон, кто-то ещё из их разросшейся бэт-семьи. Кто-то кому можно просто сказать спасибо. И это спасибо не будет означать: я знаю, я облажался. Я знаю, что вы могли бы не приходить мне на помощь. Я знаю, мне должно быть стыдно и мне стыдно. Благодарить и только, без чувства вины, без идеологических споров. Благодарить кого-то вроде Дика Грейсона, всё равно, что сказать: "Мой метод не работает, я попробовал, но ничего не вышло. Я был не прав. Я виноват". Будь тут вместо Дика Альфред и то было бы проще. Но, хотя бы не Брюс Уэйн, и на том спасибо.
— Спасибо, — пробормотал Джейсон, и ему самому показалось нелепым, как недовольно прозвучало это слово. Он будто бы, произнося его надеялся, что Дик не услышит его, будто бы произносил просто для факта. Словно маленький наивный мальчик-хулиган, которым он был когда-то.
Джейсон попытался приподняться. Приподнялся чуть-чуть, на мгновение сел, но всё тело приступом резкой боли отозвалось на его перемещение. Джейсон почувствовал, как его лицо искривляется под воздействием боли. Он мог бы встать и уйти, но это было бы опрометчиво, было бы ребячеством. Ему уже помогли, хотя он и не просил о помощи. Зачем что-то менять, отказываться принять эту неприятную, даже неуместную заботу, если от этого ничего не изменится? Его уже спасли. ему уже помогли. Его раны уже обработали и зашили.
И тем не менее, ему хотелось как-то показать, что он не рад здесь быть. И, оглядев пустую комнату, он буркнул:
— Где мой костюм?
Дик Грейсон ничего не ответил, только улыбнулся краешком губ. Джейсону хотелось выругаться на него, хотелось возмутиться, хотелось его пнуть. Но он внезапно осознал, что сейчас не ощущает в себе злости. А ощущает что-то другое, забытое. И он почему-то тоже улыбнулся краешками губ, а потом и всем своим лицом, а потом почему-то рассмеялся. И с трудом оборвал свой смех и сухо спросил:
— Он сбежал? Его не поймали?
Дик кивнул, и ответил спокойным тихим и грустным голосом:
— Ты собирался его убить, Джейсон.
— И что?! — мимолётная радость отступила, он вновь ощутил привычный, родной гнев, — За кого ты меня держишь? Я не вхожу в вашу придурошную семью! Я не боюсь испачкать свои руки в крови! Ты думаешь, я никого не убивал, что ли?
— Мы не убиваем, Джейсон. Это отличает нас от них.
— Я не один из вас, чёрт бы вас подрал! Я с самого начала не был одним из вас! Что это за дурацкий кодекс чести такой? Может быть, вы полицейским запретите пользоваться оружием при преследовании преступников? Может быть, вы солдатам на войне запретите убивать? Убийца заслуживает смерти!
— Но ты сам становишься убийцей!
— А меня уже убили! Ничего страшного! Считаешь, что я заслуживаю смерти? Можешь сделать это сам! Разрешаю! Сейчас удобный момент для этого! И не смотри на меня такими глазами обиженного щеночка! Будто бы не заслужил этих слов! Джокер убил меня. А скольких он убил, пока я был мёртв? И он до сих пор жив. Считаешь это справедливо?
Дик в ответ молчал, молча смотрел на него. Без осуждения, без раздражения. Просто спокойным взглядом. Джейсон попытался ощутить своё раздражение на этот взгляд, раздражение на Дика, не получилось. Только раздражение на себя, за то, что наговорил столько всем понятных, очевидных вещей. Зачем Дик вообще втянул его в этот разговор? Будто бы заранее не знал, каким будет реакция Джейсона?
— Это мой путь. Я его выбрал. Потому что ваш путь не работает. Спасибо, что пришёл на помощь, что верил в меня. Можешь осуждать меня, но не переубедишь.
— Я понял, — кивнул Дик, — И мне жаль, что меня не было рядом раньше. Теперь постараюсь быть. Ты можешь не быть одним из нас. Но это не значит, что ты мне чужой. Я скорбел, я жалел, что ничего не смог сделать для тебя раньше. Твои упрёки справедливы. Но я рядом, не отказывайся от той помощи, которую я могу тебе предложить. Твой костюм, в соседней комнате. Те его части, что мы смогли найти. Лежи, спи, набирайся сил, костюм подождёт пока. Джокер сбежал, но остальных мы поймали. Даже Гранди поймали. Мне пора следить за городом. Как вернусь — принесу еду. Будь здесь. Это нужно тебе, это важно для меня. И прости мне моё осуждение. Мне жаль, что наши пути таки разные.
— Мне тоже, — согласился Джейсон.
И сам себе удивился. Возможно, ему нужно пройти через всё это. Возможно, ему нужно пройти через эту неуместную заботу, неуместное принятие. Возможно, ему нужно было пройти через это унижение, попасть вновь в плен к Джокеру. Ведь теперь он ощущал, как постепенно принимает себя, принимает своё прошлое, вспоминает, каково это радоваться чему-то. Барьеры сдерживающие все эмоции, эмоциональные реакции отпали. И теперь он вновь почти готов плакать, готов смеяться, готов грустить, готов мечтать.
Он лёг на твёрдый матрас, закрыл глаза и решил дождаться Дика. Может быть они смогут поговорить. Не об убийства, не о месте, не о Джокере. А о мире. О новых фильмах про Джеймса Бонда, о музыке, о политике. Говорить... говорить с кем-то, а не кричать. Это же прекрасно. Разве может быть что-то значимее?

@темы: DC, Batman, Джейсон Тодд, Дик Грейсон, Творчество, Фанфики